Береза с омелой

В разгар сезона я пошел за грибами в Краснополянскую дачу. Шел опушкой леса к своим заветным местам. И вот мое внимание привлекла береза с грачиными гнездами. Она стояла во всей своей березовой красоте - кудрявая, пышная - поодаль от леса, на небольшом отлогом холме. Грачиные гнезда на одиноком дереве возле большого леса? Это было удивительно! И я свернул с опушки, зашагал прямиком к березе через сырую, заросшую колючими высокими травами луговину.

А оказались это не гнезда, а шарообразные кустики омелы - известного растения-паразита. Вот оказия! Три куста на дереве - как три грачиных гнезда. И как красиво, гармонично они вплетены в свисающие ветви!

Но долго любоваться ими не пришлось: под этой же березой на сухом мелкотравье и шероховатом мху приютилась целая семейка разных грибов: два белых, десяток лисичек, подберезовик-челыш, несколько серых, розовых и лиловых сыроежек, а чуть поодаль, на краю заросшего от времени, поросшего мелким ивняком окопа, - с десяток губастых свинушек.

Через неделю я снова пришел к березе с омелой. Но кто-то меня опередил: два березовика-шляха (престарелых гриба) были сбиты и вмяты в землю, торчали из мха ножки срезанных грибов, веселыми группками толпились красные и лиловые сыроежки-подростки со шляпочками меньше наперстка. Было ясно: опередил меня грибник не браконьер, он сделал все, как надо, - оставил молоденькие грибки на доращивание и позаботился о размножении грибной россыпи.

А через некоторое время я встретил этого грибника. Он сидел под березой и в ведре с водой руками разминал шляпки черных подгруздков - занимался подсадкой под березу грибных спор. Рукава его заметно поношенной форменной одежды лесника были подобраны по локоть; фуражка, тоже форменная, но уже с большим серым пятном на макушке, была сдвинута козырьком назад. Работал он так усердно, что не заметил моего прихода и вздрогнул, когда я его окликнул. Оказалось, мы были немного знакомы друг с другом. Бывший лесник, а теперь пенсионер Федор Иванович Бессонов вежливо, но не отрываясь от занятия, кивком головы ответил на мое приветствие.

- Подгруздки вот не прививаются к березе. Который раз их подсаживаю.

- А я-то думаю, откуда под этой березой такой ассортимент грибов. Теперь-то я понимаю - твоих рук дело.

Пряча улыбку в пышные усы, Федор Иванович уклончиво ответил:

- Кто знает, может, дело самой березы, а может, и... мое.

Я не мог не извиниться перед ним:

- Вы простите меня, Федор Иванович, на днях я подобрал здесь грибки... вашей посадки.

Он встал, смерил меня строгим взглядом и недовольно заговорил:

- Вот уж неуместны ваши извинения. Каждая белка и та заготавливает впрок грибы, развешивает их по сучочкам деревьев. И не для одной себя - для всех белок, что в лесу. А человек, по-вашему, должен только о себе думать?.. Я не таких убеждений.

Потом мы сидели с ним под березой на чуть заметном под седым лишайником бруствере бывшего окопа, курили, разговаривали о мудреных повадках грибов, и он предложил:

- Хотите, расскажу историю этой березы и о грибах под ней?

На минуту он задумался, свел густые брови, сосредоточиваясь на какой-то мысли, и, наконец, сбив ладонью прилипшие к брюкам грибные крошки, ровным, с хрипотцой, голосом повел свой рассказ.

...Как кончилась война, так я и сгодился лесником в здешнем лесу. Службу нес по совести - упреков не имел, медалью был отмечен. Это я между прочим. А по существу начну вот с чего. В первый обход вверенного мне лесного клина заприметил я недалеко от опушки, среди заболоченной низинки, приземистую возвышенность с голой макушкой. Любопытство меня обуяло: без растительности почему возвышенность. Подтянул я повыше голенища сапог и пробрался к ней. Мать честная! В самом центре - немецкий окоп. Определил: миномет стоял. "Умела вражеская сила, - подумал я тогда, - удачную позицию выбрать: обзор во все стороны..."

Опять отвлекаюсь. А главное - то, что в окопе обнаружил красноармейскую каску, пробитую довольно мощным осколком снаряда или мины. Как она туда попала, домыслов может быть уйма. Может быть, при штурме возвышенности погиб боец, может, еще как. В тот час меня сильно задело вот что: как это - каска, может быть, героя, валяется во вражеском окопе, который уже сама земля стала заравнивать, что за унижение! Я взял каску, очистил ее от грязи. Красная звезда на ней ржавчине не поддалась. И вот уложил ее - красноармейскую - на бугре над окопом этим, вражеским. "Наша победа - наш и верх", - сказал себе и на всякий случай попрочней утрамбовал каску в землю.

А когда через некоторое время случилось мне навестить этот мой памятник неизвестному воину... Вот это да! Из каски через пробоину вытянулась вверх стройненькая, по молодости своей еще не белая, а розоватая березка - такая ладненькая, листочки блестящие - словом, заглядение.

...Отвлекусь на минуту от существенного. Дерево березу я с детства уважаю. В ней много русской красоты и русского характера. Ранней весной, когда все деревья еще неприветливы, береза уже из первых лужиц обмоет свой белосахарный ствол, подпомадит розоватые гибкие ветки и нанижет на них оранжевые сережки. Ну, а пройдет немного времени - оденется она, модница, в пышное светло-зеленое платье. А летом, а осенью до чего хороша, а зимой в инее - как невеста под вуалью!

Люба она народу. Сколько песен, сказок, поговорок о русской березе. А сколько художников ее рисовали - целую галерею можно составить. Вот как люба она народу! И не за одну красоту. Ее мягкая, податливая, чуть желтоватая древесина - прекрасный материал и для столяра, и для художника-ваятеля. А уж грибника, натуралиста она и соком своим попотчует, и тенью, прохладой приветит, и скатерть-самобранку с грибами да ягодами у ног своих расстелит.

А мне особенно она дорога. Старший брат Василий, когда уходил на защиту молодой Советской власти - юношей уходил, никто его не принуждал, добровольцем, - на прощание посадил под окном отчего дома деревце.

Это была береза. Возле нее мы, дети, играли в кляч, лапту, гоняли шарок. Здесь был старт наших "перегонок". Под той березой я привыкал к труду: запрягал лошадь, уезжая в поле, распрягал ее, приезжая, и прясло у березы служило мне подножкой, чтобы дотянуться до хомута и снять его с шеи лошади.

Под ее сенью не раз я переживал радость и испытывал сердечное горе. Под ней оплакивал брата, погибшего в схватке с бандами Петлюры. С закадычным другом Костькой с трепетом в сердце рассматривал только что полученные нами комсомольские билеты.

Шли годы. Судьба метала меня из края в край родной страны, и всякий раз, возвращаясь домой, я спешил увидеть ее, мою сверстницу - березу. И уходя по примеру своего брата добровольцем в Красную Армию на защиту Родины, с большака то и дело оглядывался я на покинутый дом, на милую березу, которая махала мне из-за крыши своими ветвями, будто благословляла меня в дорогу.

После победы над германскими фашистами я обрел себе второй родной уголок здесь, под Черняховском. Приковала меня к нему и любимая работа в лесу. Но не забывал я о той березе у родительского крыльца и лелеял несбыточную мечту перевезти ее, пересадить сюда, к себе, на новое постоянное место жительства...

И вот когда увидел ту березку, которая проросла под стальным шлемом красноармейца и вытянулась к жизни через пробитое осколком снаряда отверстие, представилась она мне плотью от плоти той березы, что оставлена под Москвой. И проникся я к ней любовью и привязанностью.

С беспокойством заметил, что стволику ее уже становится узко в отверстии каски, острые рваные края металла вот-вот вопьются в молодое тело и деревце неминуемо погибнет. Я приподнял каску и высвободил пленницу, хотя не так-то просто было это сделать, пришлось срезать две нижние, самые крупные ветки... А годов через пять она уже совсем взрослой стала. Голый пустынный холм вон как приукрасила. Теперь это постоянное место моих передышек при обходе леса.

Тогда же, давно, обнаружил я у ее стволика тонконогую сыроежку с лиловой шляпочкой - маленький, слабенький грибок, который обычно не удостаивается внимания грибника. Я и подумал: почему бы у любимой березы не посадить много и разных грибов? Осторожно я оголял ее корни, клал на них жгутики грибницы, подливал споры грибов, засыпал перегноем. В жаркое время не раз поливал водой, чтобы засуха не погубила начатое мною дело.

А еще через десяток лет уходил я на пенсию, и, можете себе представить, на торжественном столе лучшей закуской были жареные грибы - белые, подберезовики, лисички, сыроежки, собранные здесь, под моей березой. Двенадцать разновидностей грибов растет под ней. Вот только почему-то черного подгруздка не бывает - то ли его грибница поздно созревает для плодоношения, то ли... Не знаю, что и предположить. Но уверен, что приветит она и этот гриб.

Уже несколько лет подряд не один я, а и другие грибники посещают щедрое дерево. Посмотрите, как оно хорошо! А кустики омелы ее даже украшают, отличают от других. Конечно, омела - вредное растение, высасывает соки дерева, на котором растет. Но ведь из нее даже лекарство делают... Так что многое в природе восполняет друг друга.

...Скажу по секрету, каска с красноармейской звездой около березы зарыта, в ней гильза с моей запиской. Пусть наши потомки прочтут, что в ней написано.

Федор Иванович умолк, взглянул на меня извинительно - мол, затянул рассказ, а пора закончить начатое дело. И его оголенные руки снова заработали в ведерке с подгруздками.