ОРЕХИ

По многим лесам, чуть повыше местечко, расселился орешник, и званье ему - "лещина", что значит: "леснина", в лесу растущий.

То одиночным кустом, с развальцей на столоны, то, кустик за кустиком, сплошной орешниковой зарослью на километры, он - обычный подлесок березняка, дубняка, осинника и смешанного леса, с елкой, сосной. А липняк, верно, совсем без него не обходится. И по речным берегам, высоким, солнечным, по теплым овражкам он - вечный подлинник.

Где не бывает его, кроме явных низин? Разве в ельнике частом. Там, под темным, наглухо сомкнутым пологом, можно сказать, и ничто не растет.

Не представишь лес без кустиков дружных ореховых, крупно олиственных, да так, что каждый лист, повернутый кверху шершавым крылом, словно парит по воздуху.

От этой посадки листа вся орешина - и молодая, охристая или светло-коричневая, и старая, серая или черная даже, - кажется удивительно легкой.

Всё-то с наклонцем растут орешины. Даже одна, без соседок, появится, и та - набочок, заранее готовая быть ровней с другими, не главной. Да и наклоночка эта не тяжелит лепщику, не пригнетает.

Впрочем, деревце, всегда суховатое как бы, действительно редкостно легкое, точно с воздушной прослойкой. Оттого и наклон - независимый, вольный.

Сухость дерева спасает лещину зимой от мороза. И все же бывает - в особо лютые зимы вымерзает она целиком, тонкокожая, чуткая. Идешь лещинником после такой зимы - сухие, рыжие ветки всюду, как пожар пропылал по орешенью.

Но едва наступит весна и оттают корни, снова стремительно гонит орешник восково-желтые прутья - побеги новых кустов. Два-три года - и опять ореховый дружный лесок парит шершавыми листьями и па припеках открытых, и в мягкой тени осинников, березняков, липняков. Вырастут кустики легкие и в других, незаорешенных прежде местах, куда белки орехи прятали, да сами найти не смогли. Еще лет семь - и уже зацветает орешник.

Непросто выжить орешнику в нашей холодной лесной полосе. Непросто вырастить и орехи, до спелости их довести. И торопится, рано цветет он, над снегом еще, с ольхой, с первоцветами ранними вместе.

В конце апреля по всему ореховому кусту пурпурово-алые огоньки - пучочки тугих волосков, задорно глядящие из цветочных почек. И уже "отмякают" кремовые сережки, с морозов чуть красноватые, и распушаются - повисают на ветках, лимонно-желтые, воздушно-прозрачные.

Так нежны и так трогательны они среди снега и сырости, средь тумана знобящего!

Не утерпеть: тронешь ветку - и с сережек сорвется, плывет лимонное тонкое облачко, опыляя цветы-огоньки.

Сколько их, орехов будущих, в пурпурном пучке волосков?

При теплой весне, когда появится лист, прицветные зеленые ладошки зажмут и парочку, и четверку, а то и десяток орешков-зародышей. И пусть в десятке окажется среди лета и недоросток-орех, и хилый, или внутри, вместо ядрышка, личинка долгоносой ореховки, "слоника",- хватит и добрых, крепких орехов.

В июле идешь с удовольствием под низко склоненными ветками, как под зеленым шуршащим шатром.- проверяешь, крепка ли завязь орехов, хорошо ли спеют они. Принагнешь потихоньку орешину, хрупкую, ломкую, выберешь глазом увесистую гроздь и тут же орех огрызешь. И останется во рту кислый, оскомный и вяжущий вкус еще сочной ореховой зелени. Ну, а орехи - они заполнены сырой, пресной "ватой", и водянистое белое ядрышко в этой вате только-только наметилось. Даже на солнце, где-нибудь на опушке, орех покраснеет скорее, чем нальется ореховой внутренней силой.

Лишь когда поспеет в поле овес, полетят, заблестят под солнышком паутинки - на исходе жаркого августа, - ореховые "гнезда" начнут отпускать плоды. А захочешь собрать золотой урожай - иди под орешники осенью.

Ранний мороз багряным огнем запалит осинники, вызолотит березняки. И лещинные кустики тронет: поблекнет, легче прежнего станет истонченный, прозрачный лист, а кое-где упадет, сорванный мокрым, холодным ветром. Сами "гнезда", обоймы орехов,- и одиночек, и крупных гроздьев, шапками висящих на ветках,- побледнеют, и четко увидятся в них, просвечивая, шоколадные пули орехов.

Добро, коль достанешь рукой и лягут они на ладонь. А нагнуть попробуешь ветку - посыплются крепким, тяжелым градом. Ищи их в листве, в траве.

Зато настоящие это орехи, а недоростки, да хилые, да пустые на ветке так и останутся.

Тогда, на жаре августовской, шум и гам стоял по орешникам, и хлёст, и треск нагибаемых сучьев и чуть ли не целых кустов. Шли в орешники семьями, малые и большие. Всем хочется "ухватить" эту пору - запасти орехов.

Торопливые пальцы прощупают каждую веточку, чтобы сквозь лиственную обкладку почуять скрытые гроздья, пусть и со слабыми, "мокрыми" ядрами. Самые ловкие, легкие взберутся на толстую, в руку, орешину и сверху бросают с криком те "шапки" - гроздья большие, с орехами крупными, в широкой, топыристой упаковке. Почему-то на толстых стволах всегда такие орехи.

И в августе желтеет уже орех и сыплется кое-где от резкой тряски. А половину все же приходится дома отсушивать от "гнезда", отрывать. Но - добрый запас получится, и в сентябре уже мало кто идет по орехи.

На сентябрьской прохладе в орешниках покой, тишина. Только белки шуршат опавшей листвой - выискивают золоченые и подкаленные орехи-паданцы, спелые, туго налитые, и тут же пробуют на зуб, чтоб без ошибки. И старухи мудрые, старики ходят здесь - постукивают палочкой по орешинам и, отгребая листву кто деревянными вилками, кто граблями, собирают по-белочьи отборную осыпь орехов.

В эту веселую августовско-сентябрьскую пору в селениях праздник - что в лучшее грибное и ягодное время. Корзинами, сумками и мешками выносят из лесу "даровые" орехи. В домах молотками стучат и зубами колют, и давят щипцами крепкую скорлупу.

И смех тут, и шутки!

Кому-то редкостно повезет: попадется двойчатка - срослый орех, и довольный счастливец убирает его на храненье вместе с вещицами дорогими, заветными.

Сбив охотку ореховую, и остальные орехи уберут до случая - до праздников зимних, весенних и ~- на подарки.